Михаил Жванецкий - Собрание произведений в одном томе
Любовь в урбанизированном, цивилизованном обществе принимает причудливые формы – от равнодушия до отвращения по вертикали и от секса до полной фригидности по горизонтали. Крестообразная форма любви характерна для городов с населением более одного миллиона. Мы уже не говорим о том, что правда второй половины XX века допускает некоторую ложь и называется подлинной.
Мужество же, наоборот, протекает скрытно и проявляется в экстремальных условиях – трансляции по телевидению.
Понятие честности толкуется значительно шире – от некоторого надувательства и умолчания до полного освещения крупного вопроса, но только с одной стороны.
Значительно легче переносится принципиальность. Она допускает отстаивание двух позиций одновременно, поэтому споры стали более интересными ввиду перемены спорящими своих взглядов во время спора, что делает его трудным для наблюдения, но более коротким и насыщенным.
Размашистое чувство, включающее в себя безжалостность, беспощадность и жестокость, называется добротой.
Форму замкнутого круга приняло глубокое доверие в сочетании с полным контролем. Человека, говорящего «да», подвергают тщательному изучению и рентгеноскопии: не скрывается ли за этим «нет».
Точный ответ дает только анализ мочи, который от него получить трудно.
Так же, как и резолюция «выполнить» может включать в себя самый широкий смысл – от «не смейте выполнять» до «решайте сами».
Под микроскопом хорошо видны взаимовыручка и поддержка, хотя и в очень ослабленном виде.
Тем не менее приятно отметить, что с ростом городов чувства и понятия потеряли столь отталкивающую в прошлом четкость, легко и непринужденно перетекают из одного в другое. Как разные цвета спектра, образующие наш теперешний белый свет.
А я вам так скажу
А я вам так скажу: власть хорошая – народ плохой. Заместители председателя хороши как никогда. Клиентура жуткая… Посмотри, кто толкается, кто лезет и лезет, лезет и лезет – те, у которых что-то где-то течет, что-то не в порядке. Порядочный человек не пойдет убиваться. У председателя тоже толкутся жуткие люди, то есть те, что вшестером в одной комнате или у которых, знаешь, сын с женой и ее родителями на одной койке и ребенок тут же, – в общем, страшный народ.
А по поликлиникам, по аптекам просто нездоровые, у которых с кровью или с этой жидкостью, которая в человеке есть, но которую даже упоминать не хочется. За сердце хватаются, глаза выпучивают, воды просят. Видал…
Нормальный, здоровый, красивый человек сидит за столом и толково объясняет, что нету этого, что тебе нужно. Того, что тебе не нужно, как раз сейчас есть, и много очень того, что не нужно всем до зарезу, ну совершенно, до обалдения не нужно, то есть при всей фантазии ты его не употребишь ни дома, ни в сарае.
Допустим, гидрант пожарный красный или противовес театральных декораций – бери, сколько увезешь. Так наглые люди не берут, в общем, как правило, а все, как правило, лезут за прокладкой на кран – это резинка с дырой, что не можем никак наладить. Ну не можем, и все. И точка. И нечего из космоса на прокладку намекать – не можем, и все. Это психологически. Технологически можем, а психологически – никогда. Убедись и утихни. Так нет – как один: дай именно эту резинку, специально чтоб вывести из себя. До чего капризничают – ну как правило.
А сейчас с похоронами затеяли. Ну действительно, помер – и нету. Тебе что, больше, чем ему, надо? Что ты скачешь за него? Пусть сам за себя. Ему все равно, кто там копает – трезвый или другой. Подумаешь, два лежат прямо, а этот поперек. А в больнице он что, не так лежал? Путь у всех один: пионер, комсомол, больница и последний коллектив. Видел, какие ребятки там копают – кровь с молоком? Он за сорок секунд углубляется по пояс – роторный хуже дает. Чего же это у него должно быть плохое настроение? Подумаешь, из ямы захохотал – поддержи. Этому, что впереди, как я уже говорил, все равно. Он добился наконец покоя, он затих, а задние, как правило – как правило! – шумят, рыдают, качают права и готовы пересажать всех встречающих только за то, что от них, как правило, потягивает перегарчиком из глубины души и настроение у них веселое, хотя речь неразборчивая. А речь неразборчивая у многих. Если не стараться понять, о чем они, можно так и остаться, и тоже ничего, в суд за это не подают.
Так что мы о совести сейчас, как правило, не говорим, мы пытаемся зайти с другой стороны. А что у него с другой стороны, если зайти, не каждый ясно себе представляет. Это не магазин, где сзади, как правило, лучше. Поэтому очень сейчас мне нравится начальство, именно в данный момент. Как никогда, очень понимающее среднее звено нижней половины верха. Спросишь «почему?» – он пальцем вверх, а «если попробовать?» – он вниз. Все понимает, в основном. Знает, на что шел, умница.
А тем, кто у них в очередях, нужно очень подумать, с чем ты прешься в горсовет. Подымет ли твой визит там настроение, которое в данный момент, как правило, очень хорошее. И надо так и оставить их именно в этом настроении. Они там, мы здесь – так и двигаться. В одном направлении, но параллельно и, конечно, не дай бог, не пересекаясь.
А теперь с удовольствием прощаюсь, и не провожайте. Если попрощался, значит, ухожу.
На телевидении
Ведущая. Иван Николаевич! А вы помните…
Председатель (заглядывает в бумагу). Помню.
Ведущая. …как мы работали на полях?
Председатель (заглядывает в бумагу). Да. Жучок.
Пауза. Все смотрят.
Ведущая. Ребята, а вы помните?..
Все. Помним!
Ведущая. …как отдыхали?..
Председатель. Да. Жучок.
Ведущая. Иван Николаевич, как зовут собаку, с которой мы подружились?
Председатель (заглядывает в бумагу). Да, конечно, пусть приезжают.
Ведущая. Я хотела спросить, могут ли приехать наши шестые классы?
Председатель. А навык придет.
Ведущая. Конечно, ведь главное – желание, а придет ли навык?
Председатель. Этими руками кормлено три поколения.
Ведущая. Мария Федоровна Рогацкая – золотые руки, да, Иван Николаевич?
Председатель. Нет, только не это.
Ведущая. Разве можно издеваться над животными?
Председатель. Это наша гордость.
Ведущая. Особенно ребята полюбили лошадей. У вас в колхозе прекрасные лошади!
Председатель (смотрит в бумагу). Да разве я пою? Молодежь поет.
Ведущая. Как вы пели с нами молодежные песни!
Все. Спасибо за лошадей.
Председатель. Правильно, никогда не пели.
Ведущая. А без трудностей как же? Мы никогда не пели песню: «Мама, я хочу домой». Хотя и трудности были, правда, Николай Иванович?
Все. Будем, конечно!
Председатель. А вы теперь будете летом помогать нам?
Ведущая. Ну вот, а теперь: «Звонкой песнею, гордо поднятой, взвейся птицею, шире грудь!»
Все. Всегда готовы!
Председатель. Дети, будьте готовы!
Ведущая. А теперь: «Звонкой песнею, гордо поднятой, звонкой птицею взвейся над мечтой!»
Все. Спасибо за коней!
Председатель. Взял, конечно.
Ведущая. Взяли ли вы сегодня свою гармонь?
Пауза. Председатель вынимает гармонь. Ему кивнули – председатель кивнул. Ему взмахнули – председатель взмахнул. Тишина. Ему снова кивнули – председатель кивнул. Ему взмахнули – председатель взмахнул.
Председатель (запел). «Хорошо…»
Хор. «Солнце в небе – это очень, очень…»
Ведущая. Мы побывали у вас в гостях. Спасибо вам, дети, и вам. Вы, конечно, спешите на поля?
Председатель. Да.
Ведущая. Приходите к нам обязательно.
Председатель. Обязательно приду.
Ведущая. Вы очень спешите?
(Председатель кивнул.)
Ведущая. У нас следующий гость.
(Председатель кивнул.)
Ведущая. До свидания.
Председатель. До свидания.
(Все остаются на своих местах.)
Ведущая. Вы хотите присутствовать на нашей следующей встрече?
Председатель. Не хочу. (Остается.)
Ведущая. Всего доброго!
Председатель. Пока. (Остается.)
Ведущая. Ребята, попрощайтесь с Кузьмой Петровичем!
Все. До свидания.
Председатель. До свидания, ребята! (Остается.)
Как иметь свое мнение
Мы говорим: трудно отстоять свое мнение! Только смельчакам. А сколько трудов уходит на то, чтобы не иметь никакой позиции. Чтобы быть радостным от каждого сообщения по телевизору.
Сколько нервов уходит на собрании, чтобы, извиваясь между мнениями, не приняв никакого решения, бежать к жене, к Авдотье, которая примет единственное решение: накормить, напоить и укрыть грудью.
Из решений осуществлять только то, что требует организм. А остальное – жуткие размышления над фразами, чудовищная изобретательность.